class="p1">Братья взяли совсем немного сокровищ. Они наполнили ими небольшой мешочек, отсыпав туда из каждого ларца, чтоб не было заметно, что сокровищ поубавилось.
Однако фараон все-таки обнаружил пропажу. Он пришел в ярость, хотел обвинить в воровстве охрану. Но все печати на дверях были целы.
«Значит, воины не виноваты, — решил фараон. — Но кто же тогда вор? И, главное, как он проник в здание, если дверь была заперта?»
Через месяц братья снова совершили кражу. И опять придворные мудрецы во главе с фараоном мучительно ломали головы, недоумевая, как можно проникнуть в запертое здание.
И в третий раз повторилось то же самое. И в четвертый. И в пятый.
Наконец фараона осенило.
— Давайте поставим в сокровищнице капканы! — сказал он мудрецам. — Ведь там темно. Вор не увидит капканов и обязательно попадется в какой-нибудь из них.
Так и было сделано.
Прошел месяц. Братья, истратив все наворованное, как обычно, пришли к хранилищу и отвалили каменную плиту. Старший брат полез в сокровищницу первым. Но едва он оказался внутри здания, как тут же угодил в капкан.
Он еле сдержался, чтоб не закричать от боли: ведь на крик немедленно сбежалась бы стража. Превозмогая боль, стиснув зубы, он шепотом позвал младшего брата на помощь.
Но капкан оказался очень крепким. Сколько воры ни напрягали силы, стараясь его разжать, ничего не получалось. Старший брат понял, что ему не вырваться.
— Постой, брат! Брось этот капкан, не трать силы понапрасну, — сказал он. — Сядь и выслушай меня внимательно и спокойно… Так вот, — продолжал он, когда младший брат сел рядом с ним и приготовился слушать. — Если меня найдут здесь и схватят, тебе тоже смерть. Зачем погибать двоим? Убей меня, отрежь мою голову и унеси ее, чтоб никто не смог меня опознать.
— Нет! — ужаснулся младший брат. — Что ты такое говоришь? Опомнись! Как я могу тебя убить?! Лучше уж я десять раз умру под пытками, но не стану братоубийцей.
Повисла тягостная тишина.
— Что ж, — вздохнул старший брат. — Спасибо тебе за эти слова. Теперь мне легче умирать. Ты не будешь братоубийцей… Но отрежь мою голову, когда я умру! А теперь — прощай!
С этими словами старший брат выхватил из-за пояса кинжал и вонзил его себе в грудь.
Младший брат отрезал голову у мертвого тела, бросил ее в мешок; затем выбрался из сокровищницы, поставил на место плиту и, убитый горем, побрел домой, проклиная тот день, когда они с братом узнали о потайной лазейке.
— Бедный мой, бедный любимый брат! — плакал он. — Твое тело досталось страже. Я не могу даже похоронить тебя в гробнице!
На следующий день фараон вошел в сокровищницу и, увидев в капкане безголовый труп, от изумления едва не потерял дар речи. А хранилище оставалось целым, нигде не было видно ни единой щелочки.
Подивился фараон, посовещался с мудрецами и придумал: повесить мертвое тело на стене, а возле него поставить стражу, чтоб воины хватали всех, кто заплачет, проходя мимо трупа.
В тот же день обезглавленное тело повесили на городской стене.
Когда весть об этом облетела город, младший брат очень обрадовался: «Теперь-то я вызволю тебя, любимый мой брат, и с почестями тебя похороню!»
Он купил на рынке несколько ослов, навьючил их мехами с вином и погнал ослов по городу. Проходя мимо стражников, охранявших повешенное тело, вор незаметно дернул завязку одного из мехов. Мех раскрылся, и вино ручьем хлынуло на землю.
— Ой, беда! — в притворном ужасе вскричал вор, хватаясь за голову, и заметался, словно не зная, что ему делать.
Стражники побросали копья, кинулись к меху, стали черпать льющееся вино пригоршнями и жадно пить.
— Что вы делаете! — причитал вор. — Убирайтесь сейчас же! Это мое вино! Я пожалуюсь на вас судье!
— Зачем ты кричишь? — возразил ему один из воинов, утирая губы. — Все равно ведь твое вино выльется на землю. Все равно ему пропадать. Так лучше уж мы его выпьем.
Вор еще поворчал для виду, потом успокоился, отогнал ослов к обочине и стал проверять, хорошо ли завязаны остальные мехи.
— Не огорчайся, — все еще успокаивал его стражник. — Не такая уж это и большая потеря — мех вина.
Мало-помалу они разговорились. Тронутый участием стражников, вор подарил им целых два меха вина и сам стал веселиться вместе с ними. Но в то время, как стражники осушали кружку за кружкой, вор, делая вид, что тоже пьет, незаметно выливал свое вино на землю.
А солнце палило нещадно. Вскоре воинов разморило от жары. Один за другим они повалились на землю и уснули.
Тогда вор снял со стены тело брата и погрузил его на осла. Затем он отрезал каждому стражнику правую половину бороды и погнал своих ослов домой.
Коршун и кошка
Жил на вершине дерева коршун. В пышной лиственной кроне он свил гнездо и выращивал птенцов. Но редко ему удавалось досыта накормить своих маленьких, пушистых, еще не оперившихся коршунят. Бедные птенцы жили почти впроголодь: коршун боялся улетать из гнезда за кормом для детей, поскольку у подножия дерева жила кошка с котятами. В отсутствие коршуна она могла вскарабкаться на ствол и передушить коршунят. Но и кошка не осмеливалась покидать свое логово: ведь ее котят мог унести голодный коршун.
И вот как-то раз коршун слетел вниз и обратился к кошке:
— От того, что мы не доверяем друг другу, и тебе и мне только тяжелей живется, — сказал он. — Что проку во вражде? Лучше будем добрыми соседями! Поклянемся перед лицом великого Ра, что если один из нас отправится за кормом для своих детей, другой не причинит им никакого зла.
Кошка с радостью согласилась. Призвав в свидетели солнечного бога, соседи принесли священную клятву жить отныне в мире и согласии.
И началась для коршуна и кошки новая жизнь — спокойная, сытая, без прежних волнений и тревог. Каждый смело покидал свой дом, отправляясь за кормом для детей. Котята и коршунята больше не голодали.
Но не долго суждено было длиться дружбе и согласию.
Вернувшись однажды домой, кошка увидела своего котенка плачущим. Коршун отобрал у него кусок мяса и отдал одному из своих птенцов.
Разгневалась кошка.
— Это ему даром не пройдет! — воскликнула она. — Я отомщу коварному предателю!
Она притаилась под деревом, дождалась, пока коршун улетит из гнезда, вскарабкалась на ствол и вонзила в коршуненка свои когти.
— Откуда у тебя это мясо? — зловеще прошипела она, вздыбив шерсть на загривке. — Я его добыла и принесла для своих детей, а не для тебя!
— Я
